Фигуративный сюрреализм Нео Рауха. Книги David Zwirner books

Если вы не можете ничего объяснить, глядя на произведение современного искусства, не расстраивайтесь, художники сами часто не могут их объяснить. Попросите абстракциониста или лучше нео-сюрреалиста поведать вам о его тайных мыслях в момент творчества, и вы услышите сумбурный рассказ об интуиции и подсознании. Это местами встречается и у Нео Рауха (Neo Raugh), наиболее успешного современного немецкого художника, его картина «Gut Gut» ушла с молотка за 1.2 миллиона долларов. В интервью писателю-очеркисту из журнала «Elephant» Эмили Стир художник поделился сокровенными мыслями о своем творчестве. 

Мы не следуем за логикой в произведениях абстракционистов, мы получаем от них эмоции, ищем драматизм, угадываем энергию мазка, не вдаваясь в формулировки смыслов. Но если перед нами работа, наполненная символами и визуальными подсказками – это приводит нас в замешательство. Особенности в поведении персонажей, детали костюма, историческое окружение, предметы, вызывающие ассоциации в культуре изображаемой эпохи – это те основные инструменты, которыми в своем творчестве пользуется Нео Раух. Однако не стоит пытаться складывать все эти символы и подсказки в некий понятный пазл,

«Я чувствую себя Максом Бекманом, который также заставил всех интерпретировать его картины, - говорит Раух в интервью. Я могу оставить след, который приведет вас к центру картины, но когда, следуя за ним, вы доберетесь до центра, он рассеется в разные стороны. Я стараюсь избегать бессмысленности, но и наполнять картину определенным повествовательным фоном я тоже не люблю».

К вопросу бегства от «бессмысленности» мы еще вернемся.

Легко избежать нарратива и интерпретации, если сама картина явно демонстрирует эту «бессмысленность». Однако картины Рауха увлекают нас в бесконечный бег сквозь образы, времена и события, подкидывая, то и дело, замысловатые ключи, в которых, впрочем, не стоит искать путь к отгадкам. Отключите разум и житейскую логику и доверьтесь вашему внутреннему чувству. Оно ничего не формулирует, но умеет читать фантазию и записывать эмоции языком подсознания.

Видя такую страсть к деталям и тайным символам, невольно задаешься вопросом, а не склонен ли художник к самоинтерпретации. «Возможно, - предполагает он, - но я не делаю это намеренно. Моя цель, создавать создания, населить холст живыми существами. Хорошая картина должна жить, покинув студию, и нужно наделить ее всеми теми свойствами, которые позволят ее быть некоей сущностью. Как сущность, оно должно иметь кости, нервы и мускулы, мозг и сердце в той степени насколько это все может иметь произведение искусства». Попытка сформулировать таким образом свои внутренние ощущения высвечивают романтическую натуру Рауха-художника, которую уравновешивает внешняя сдержанность его характера.

На следующий день на открытии выставки под названием «Рондо» в лондонской галерее Дэвида Цвирнера, обращаясь к журналистам и посетителям, Раух поделился мнением, что многие его произведения написаны на фоне депрессивного состояния. Отсюда и сюрреалистичность и символизм в мотивах творчества. Не приступ отчаяния, но чувство растерянности в мире, который в его сознании перевернулся с ног на голову. Поэтому художник обращается не к резкой черной или красной палитре, выражающий беспокойство, а использует баклажановый и светло-оранжевый цвет. 

При этом, творчество Рауха не может рассматриваться лишь как плод его внутренних переживаний. «Это так лишь отчасти», - говорит он, когда я задала вопрос о связи образов на картинах с его сновидениями. Я плохо сплю, поэтому, когда пишу, когда готовлю выставку, а открытие уже вот-вот, я начинаю нервничать, и пациенты из моих картин - я иногда называю их пациентами, потому что за ними нужен уход, а иногда нужно кое-где подлечить парой штрихов – приходят и трясут мою кровать. Это ужасное ощущение, я теряю способность писать, чувствую себя как студент перед экзаменом. Этот страх мучает меня, он окрашивает сны и, в конечном счете, влияет на образы персонажей.

Но лучше не смешивать сон с реальностью. Это происходило, когда я начинал писать. Но я быстро понял, что так смогу скатиться в китч. Конечно, сны оказывают влияние, но я пытаюсь моделировать механизм появления фантазии сновидений. В моем подсознании живет множество образов, которые окружают меня с детства, это мой дар, который питает мое творчество».

Раух родился в 1960 году в Лейпциге, где живет и сейчас. Его родители погибли в железнодорожной катастрофе, когда мальчику было всего четыре недели, его воспитывали бабушка с дедушкой в Ашерслебене вблизи Лейпцига (второго по величине города бывшего ГДР). На его картинах до сих пор сохранились следы соцреализма. «Было время, когда я заигрывал с соцреализмом, - говорит он. Соцреализм, которым были проникнуты культура и искусство, окружавшие меня в период взросления, бесспорно, отложились на подсознании. В детстве мы не анализируем мир вокруг нас, мы живем в этом мире, и он отражается в наших впечатлениях, хранится в нашей памяти, а спустя двадцать, тридцать лет эти впечатления, которые никуда не исчезают из подсознания, могут отразиться в вашем творчестве. Это и произошло со мной и моими работами в 90-е годы».

«Я не думаю, что влияние соцреализма в моих исследованиях был таким уж важным; даже для моих учителей к тому времени все было кончено. Гораздо важнее была фигуративная живопись, которая развивалась за пределами социалистического мира, и мы, как правило, недооценивали это. У вас в Великобритании существовала традиция фигуративной живописи, которая не была связана с какими-либо политическими тенденциями: Фрэнк Ауэрбах, Фрэнсис Бэкон, Люсьен Фрейд, Леон Коссоф. Мы с интересом обнаружили, что на западе, есть современные художники, которые пишут вне абстрактной стилистики, как в Восточной Германии. Британская художественная сцена в то время представляла для нас колоссальный интерес».

Нео Раух с его склонностью к рефлексии, тем не менее, производит впечатление художника не подверженного внешнему влиянию, модным течениям, мировому мейнстриму. «Не спрашивайте меня о таких вещах!» - смеется он, когда я задаю вопрос о том, как изменился сегодня его подход к творчеству, когда фигуративная живопись снова стала входить в моду. «Я не несу за это ответственности». Он утверждает, что его личный успех и звездный статус почти не повлиял на его художественную практику. «Моя студия - моя крепость, где я чувствую себя в безопасности, вдали от софитов вернисажей и блеска презентаций – всего того, что может меня беспокоить».

Цвет всегда играл огромную роль в работах Рауха, но в начале 90-х был момент, когда он почти полностью отказался от цвета и сосредоточился на форме. «Я поймал себя на мысли, что, играя с цветом, могу скатиться до уровня воскресного художника (так в Европе иногда называют самодеятельных художников). Много китча, много цветов, густые мазки на холсте. Но однажды я увидел черно-белую репродукцию одной из моих картин. Там не было никакой структуры, это была просто тарелка супа, поэтому я решил радикально изменить это. Я использовал только черно-белое и немного коричневого, и это стало моим спасением.

У меня был сон, считайте это знамением, мне снилось, что я нахожусь в большом зале похожим на большой куб с высокими стенами. Все стены была черными, со сложной структурой из металла, тоже черного цвета, а в середине была очень маленькая свастика, только не нацистский, а буддистский знак. Я никогда раньше не видел ничего подобного, это определенно исходило из коллективного подсознания. Поэтому я сменил направление и нарисовал большое тондо (Plazenta , 1993), и это было началом».

Раух по-разному использует цвет в своем творчестве. Часто в картине преобладают один или два тона, как правило, тревожных, неестественных оттенков, как в картине «Marine» 2014 года. Например, крыши, часовая башня и куртки многих персонажей, изображенные в ярких серо-зеленых оттенках, контрастируют с коричневым цветом скал и мрачной синевой моря. Оранжевый цвет в одежде женщины, которая тащит пьяного мужчину, в картине « Die Aufnahme» 2008 года, на фоне мрачно-синих тонов других персонажей подчеркивает ее крупные размеры и мускулатуру. 

На вопрос, появляются ли персонажи Рауха из его подсознания или это его интерпретация тех людей, с которыми он сталкивался в жизни, художник, скривив улыбку, пошутил, что они появляются из его запястья. «Они рождаются на холсте. Иногда случается, что портрет выходит нереалистичный, и я, возвращаясь назад, должен решить для себя убрать ли этого персонажа или наполнить его новой сутью».

По мнению Рауха, «понимание» картины мешает ее сохранению в сознании зрителя. Как будто бы, как только мы поняли замысел художника и перешли к созерцанию следующего полотна, мы стерли впечатление о предыдущем, покинули мир картины. «Я бы хотел, чтобы в мыслях зрителя сохранилась вот эта история, которую он увидел, нашлись чувства сострадания с персонажем. Чтобы некие метафизические свойства помогли картине проникнуть в подсознание».